– Ну, не знаю. Какого черта тогда я буду оказывать услуги тебе!

– Наверное, из-за того, что я такой славный? – Он рассмеялся.

– Попытка не засчитана. Попробуй еще раз.

– Потому что ты имеешь дело с психами и славишься необычайной терпимостью?

– Не напрашивайся на неприятности! Что у тебя там?

– Ребенок, Алекс. – Я услышал его вздох. – Пятнадцатилетняя девочка.

– О!

– Я знаю, как ты к таким вещам относишься, но тут дело по-настоящему серьезное. Если сможешь выкроить время, я был бы весьма признателен.

– Давай, – бросил я в трубку. – Приезжай.

Майло стоял на пороге с кучей папок, одетый в яркую расписную рубаху, которая каждому встречному сообщала о необычных вкусах ее владельца, мятые коричневые джинсы и поношенные тяжелые ботинки армейского образца. Вес моего приятеля стабилизировался где-то около двухсот сорока фунтов, более или менее равномерно распределенных по центру его рослой фигуры. Прическа недавно подновлена в обычном для него стиле, хотя два этих понятия, Майло и стиль, явно исключали друг друга: волосы почти сведены на нет сзади и с боков, торчат дыбом на макушке и длинными сосульками свисают с висков. Седина отвоевывала все большие пространства, а сосульки, как им и положено, уже стали белыми. Будучи на девять месяцев моложе меня, Майло временами казался живым воплощением быстротечности времени.

Он опустил коробку с папками на кухонный стол. Лицо мелово-бледное, в глазах – ни искорки. Длинной была для него сегодняшняя ночь, да и предыдущая, видимо, тоже. Не сводя взгляда с холодильника, Майло хмуро проговорил:

– Мне что, диктовать заказ по буквам?

– Еда или питье?

– Я принял дело к расследованию еще вчера, в шесть вечера.

– Значит, то и другое вместе.

– Еще бы – ты же врач! – Потянувшись, Майло сел на жалобно скрипнувший под ним стул.

Я приготовил ему сандвич с холодной телятиной, налил из пакета огромную кружку молока. С громким сопением Майло принялся удивительно быстро поглощать еду. Стоявшая чуть в стороне коробка едва не лопалась от бумаг.

– Данных, похоже, хватает.

– Не путай количество с качеством. – Он отодвинул тарелку и принялся доставать из скоросшивателей пачки листов, раскладывая их аккуратными стопками.

– Имя жертвы – Айрит Кармели. Пятнадцать лет, некоторая задержка умственного развития. Тринадцать недель назад похищена и убита во время школьной экскурсии в горы неподалеку от Санта-Моники, там нечто вроде небольшого заповедника. Школа, где она училась, организует подобные выезды ежегодно, просто чтобы доставить детишкам немного радости.

– Ученики все с задержкой развития?

– Да, у каждого какие-нибудь проблемы. Это специализированное учебное заведение. – Он провел ладонью по лицу. – Общая картина выглядела так: дети приехали на заказанном школой автобусе и углубились на территорию в глубь парка примерно на полмили. Лес там довольно густой, но для новичков вдоль тропинок везде понатыканы указатели. Около часа ребятишки носились по кустам, потом перекусили, сделали свои мелкие дела и погрузились в автобус. На все ушло часа два. Во время переклички обнаружилось, что Айрит нет. Бросились искать ее, но не нашли. Сообщили по девятьсот одиннадцать в Вестсайдское отделение Службы спасения, те прислали два отряда поисковиков, но и они остались ни с чем. Запросили помощь у подразделения с собаками. Прошло полчаса до их прибытия, и еще полчаса было потрачено на новые розыски. В конце концов тело девочки нашли в миле от автобуса в сосновой рощице. На трупе никаких внешних признаков насилия: опухолей, кровоподтеков, ушибов, ни капли крови. Если бы не положение тела, можно было бы подумать, что с ней случился какой-нибудь припадок или что-то вроде этого.

– Ты имеешь в виду изнасилование?

– Нет, сейчас покажу. Коронер обнаружил ссадины на подъязычной кости и глоточных мышцах. Никакого секса.

– В таком случае удушение. Но почему отсутствуют внешние признаки?

– Коронер сказал, что это бывает, когда орудие удушения имеет большую площадь соприкосновения с тканями, ну, скажем, что-то типа скатанного валиком и засунутого в рот полотенца или руки в перчатке. У них это называется «задушить нежно».

Скорчив гримасу, Майло открыл папку с фотоснимками в прозрачных пластиковых кармашках. На некоторых оказался запечатленным окружающий место страшной находки лес. Остальные были куда хуже. Худенькая и светловолосая, в блузке со скромной отделкой вокруг воротничка и коротких рукавов, в выцветших джинсах, белых носочках и кроссовках из дешевого пластика, девочка с ее неловко выпирающими суставами – следствием ускоренного роста скелета – казалась тщедушной и беззащитной. Я дал бы ей от силы лет двенадцать, но уж никак не пятнадцать. Она лежала спиной на бурой земле, разбросав полусогнутые руки в стороны, но со сведенными вместе ногами. Слишком симметричная для падения поза. Чересчур.

Я склонился над крупным снимком лица. Веки сомкнуты, рот чуть приоткрыт. Длинные, сильно вьющиеся волосы разметаны по земле.

Опять неестественно.

Кто-то решил развлечься... поиграть.

Вновь фото в полный рост. Руки опущены к бедрам, лежат раскрытыми ладошками вверх, как бы спрашивая: почему?

На белом личике неясные сероватые полосы перемежаются с отчетливыми светлыми пятнами – тени от листьев и солнечные зайчики.

Ощутив тяжесть в груди, я хотел было закрыть папку, как вдруг заметил за правым ухом девочки маленький розовый кружок.

– Что это?

– Слуховой аппарат. Ко всему прочему Айрит была и глухой. Частично на одно ухо и полностью на другое.

– О Боже! – Я закрыл папку. – Айрит Кармели. Итальянка?

– Израиль. Ее отец – какая-то шишка в израильском консульстве. Вот почему там в Управлении все с ума сходят, чтобы вытянуть хоть одну ниточку.

– Прошло больше трех месяцев. В газетах я не встретил об этом ни слова.

– И не встретишь. Прессе ни о чем не сообщалось. Дипломатический этикет, видишь ли.

– Да, и в самом деле висяк. Абсолютно холодный.

– То есть настолько, что хоть в меха кутайся. Только это не поможет. Еще что-нибудь скажешь?

– Он никуда не торопился. Я имею в виду, что девочка была похищена почти сразу после прибытия. Когда ее видели в последний раз?

– Никто не знает. После того как детишки высыпали из автобуса, начался, сам понимаешь, кавардак. Ведь не ожидалось никаких неприятностей – они выезжали туда раньше, и с детьми ничего не случалось.

– Как убийце удалось пробраться туда незамеченным?

– По одной из боковых дорог, наверное. Их там хватает: со стороны Вэлли, потом от Санта-Моники плюс еще развилки в конце бульвара Сансет. Заметь, что дороги и зона пеших прогулок везде разделяются широким поясом зелени с отдельными разрывами, так что подонок, будь он на машине или на своих двоих, должен хорошо ориентироваться на местности. Если он прибыл на колесах, автомобиль ему пришлось оставить где-то довольно далеко, поскольку в пыли проселков поблизости от места убийства не было обнаружено никаких следов шин.

– Итак, он паркуется, проходит сквозь заросли и отыскивает полянку, откуда может следить за детьми. А на более отдаленных дорогах что-нибудь заметили?

– Ничего особенного – по ним слишком интенсивное движение. К тому же никто не бросился сразу изучать каждый дюйм, ведь поначалу все были просто заняты поисками отставшего ребенка, мысль о преступлении никому и в голову не приходила. Позже, когда к учителям, спасателям и поисковикам с собаками присоединился отец девочки и сонм его сослуживцев, там вообще невозможно стало что-либо распознать.

– Какие-нибудь детали были на месте преступления?

– Фактически ничего, за исключением мелких обломков веток, про которые лаборатория говорит, что вместе они могли составлять нечто вроде метлы или веника. Видимо, эта тварь еще и подмела за собой.

– Аккуратист. Это соотносится и с тем, как он расположил тело.

Я заставил себя еще раз всмотреться в фотоснимки, пытаясь представить склонившееся над девочкой дьявольское лицо, хотя и знал, что мы имеем дело вовсе не с демоном, а с человеком. Натурой артистической. Предусмотрительной. Аккуратной.